Главная / Российская поэзия / Стихи - Владимир Маяковский / Рассказ про то, как узнал Фадей закон, защищающий рабочих людей (коллективное)

Стих: Владимир Маяковский -
Рассказ про то, как узнал Фадей закон, защищающий рабочих людей (коллективное)

Рассказ про то, как узнал Фадей закон, защищающий рабочих людей (коллективное)
(Кодекс законов о труде)

Пришел и грянул октябрьский гром.
Рвал,
   воротил,
      раскалывал в щепки.
И встал
   над бывшим
       буржуйским добром
новый хозяин —
      рабочий в кепке.
Явился новый хозяин земли.
Взялся за руль рукой охочей.
— Полным ходом!
       Вперед шевели! —
Имя ему —
    советский рабочий.
За всю маету стародавних лет,
что месили рабочих
       в кровавое тесто, —
пропорол рабочий
       хозяйский жилет,
пригвоздил
    штыком
       на нужное место.
Где хозяйская спесь?
       Присмирел, как зайчик,
под рукой рабочих волк-хозяйчик,
Ни шагнуть ему,
       ни орнуть,
          ни икнуть.
Настал для хозяйчиков
          страшный годик, —
свистнул хозяев,
       и над ними,
          как кнут,
навис трудовых законов кодекс.
В этом кодексе
       крепкий наказ:
растить
   и беречь рабочий класс.
О рабочем труде
       должен радеть
кодекс законов о труде.
Этот закон
    не объедешь с тылу,
пока рабочая власть жива.
Будем хранить рабочую силу,
будем
беречь
    рабочьи права.

( статья 1 )

Бился Фадей на всех фронтах.
Фадея на фронт коммуна зовет.
Выпустил
    крови
    чуть не фонтан.
И вот
вернулся назад —
          на завод.
Оглядел Москву,
       поглядел на людей.
И в затылке крепко чеснул Фадей.
Мне, говорит, зарабатывать хлеб,
а как заработаешь,
       ежели нэп?!
Значит, опять
    шапку ломать.
А хозяин возьмет
       да другого наймет.
Ах ты, твоя растакая мать!
Око-то видит,
    да зуб неймет. —
Оборвал его Пров:
       — Плакаться брось!
Чего пересуживать вкривь да вкось?
Нынче
порядок у нас другой,
наймешь не всякого,
       кто под рукой.
Никому не взять,
       не взять никогда
с вольного ветра рабочих людей.
Брать их должен с биржи труда! —
— Ишь чудеса, —
       буркнул Фадей.
А Пров опять:
      — Почесывай темя!
Это тебе не старое время.
Тут те
не барский наем да расправа.
Биржа —

( ст. 5–7 )

    крутая буржуям управа.
Вторая управа —
       профсоюз,
за союзом своим
       ничего не боюсь.
Не возьмут в кабалу,
       ни в хозяйский плен,
если ты
   профсоюза
       полноправный член.

( ст. 1-56 )

Профсоюз тебе
       и подмога и щит.
От него
   у хозяина
       пузо трещит.
Профсоюз
    от тебя
       не потребует многого.
Гроши — профсоюзный членский взнос,
но зато
   подписал коллективный договор,
а там ходи,
    подымая нос.
Союз
с хозяином
       подпишет условия
про плату,
    про срок,
       про твое здоровье.
Знай трудись,

( ст. 15–24 )

    да мотай на ус —
де твой интерес
       блюдет союз.
А если б союз
    оплошал в догово́ре,
тоже не дюже большое горе.
В рабочей стране
       никому не приходится
снижать условия ниже кодекса.
Заяви наркомтрудскому органу,

( ст. 19 )

и скверный договор
       мигом расторгнут.
А чтобы в союз не ходить далёко,
на заводе есть союзное око.
Каждый рабочий с ним знаком,
называется око это —
       завком.
Во всякой беде,
       во всякой невязке
в завком направляйте шаг пролетарский.
(ст. 156)
Всё запомни, —
       учит Пров, —
вали работать
    и будь здоров! —
Запылал Фадей,
       как червонный туз,
записался на биржу
       и в профсоюз.
Входит Фадей на заводский двор,
идет
заключать
      трудовой договор.
Фадей плечами подпер косяк.
Хозяин жмется и так и сяк.
Хозяйские глазки в стороны лезут, —
чтоб такое с Фадея урезать?
Смеется Фадей:
       — Не те времена!
Брось, хозяин, мозги уминать,
верти не верти,

(
ст. 27
)

      крутись, как хочешь,
а через кодекс не перескочишь.
Как ни въедлив хозяйский нрав,
не ужмет
    хозяин
       рабочих прав. —
Говорит хозяин:
       — Прямо противно:
договор трудовой,
       да договор коллективный... —

(
ст. 28
)

Фадей смеется, сощуря глаз:
— Буржуям противно,
       а нам как раз!
Нынче
   с рабочих
       не вымотать лишки —
записано всё в расчетной книжке,
не отменишь условий,
       хоть плачь да вой,
расчетная книжка —

(
ст. 29
)

       свидетель живой. —
— Ну, Фадей,
    теперь на завод! —
Пров лукаво Фадея зовет.
Вошел Фадей,
    растопырил глазища —
куда девалась былая грязища?
Вонь, да пыль, да копоть где?
Всё подмел
    закон о труде.

(
ст. 138
)

Клохчут машины, будто наседки,
для безопасности
       скованы в сетки.
Тут и нарочно
    рукой
       в привод
даже разиня не попадет.
Раньше завод —
       не завод, а геенна.
Теперь
   по геенне
       прошла гигиена.
Прежде машины кропились кровью,
теперь —
    берегут трудовое здоровье.
Крепки устои рабочих прав,
хозяйская жадность
       раздавлена в пласт.
Прежде,
    знай, налетал на штраф,
теперь не штрафнут,
       закон не даст.
Раньше выгнать,
       что снять картуз.
Лицом не потрафил —
       готов расчет.
А теперь
    пообструган хозяйский вкус.
Попробуй погнать,
       попадешь на сучок.

(
ст. 43
)

Теперь увольнять
       много круче
и только
    в следующих случаях:
во-первых,
    если закроют завод,
или на месяц работа замрет,
или
если к труду не годны́, —
в этих случаях —

(
ст. 47
)

       требуй выходных.
А если
   работник
       не нужен в деле,
предупредят его
       за две недели.
И пусть хозяин
      орет и бесится,
а должен заплатить
       за полмесяца.

(
ст. 88–89
)

Конечно, гонят тех,
       кто зря
вместо работы
    копает в ноздрях.
Да и то не уволят их,
       пока
не обсудит дело
       РКК.
Но если
   за дело под суд попал,
или, скажем,
    дня на три без спросу пропал,
иль в месяц ден шесть прогулял гуртом,
тогда
посидишь с голодным ртом.
— А ежели, скажем, я был нездоров? —
И на это
   Фадею ответил Пров:
— Болен — болей!
       Коль рабочий болен,
2 месяца не будет уволен.
А у бабы
    болезнь и роды
могут тянуться до полгода.
Если ж хозяин,
      разгильдяй и мошенник,
в срок тебе не выплатил денег,
если хозяин
    с тобою груб,
в ругани кажет свой волчий зуб,
перестал о твоем здоровье радеть
и нарушил
    кодекс законов о труде, —
то тебе по закону
       даны права
до срока
    свои обязательства рвать.
Выполняй лишь
       четко и хватко
правила

(
ст. 48
)

   внутреннего распорядка.
А в остальном —
       твое слово такое:
— Оставьте, хозяин, меня в покое!
Из правил
    лишь те обязательны мне,
что на видном месте
       висят на стене.
А если они
    лишь в хозяйском мозгу,

(
ст. 50
)

я этих правил
    знать не могу!
Раньше
   душил вопрос проклятый —
это
размер заработной платы.
За грош
   всю силу рабочую вынь ему,
за грош
   на хозяина шею гни.
Теперь
   по закону
       означен минимум,
ниже которого —
       ни, ни, ни!
Мало того:
    тогда за получкой
ходи, отработав день труда,
нынче
   с этой хозяйской штучкой

(
ст. 59
)

покончено навсегда.
Теперь
   производи расчет,
пока рабочий день течет.
А чтобы рабочим
       меньше заботы —
деньги плати на месте работы.
Раньше с отпуском
       одна тоска.
Без копья в кармане иди в отпуска.

(
ст. 67
)

Теперь
   пришел другой черед,
за отпуск деньги — давай вперед.
Встарь
   у рабочего власти нет.
Власть — хозяйский кулак да разбой.
А теперь
    изберут тебя в совет —
место и заработок
       за тобой.

(
ст. 69
)

Спокоен и ты,
    и жена,
       и дети.
Можешь вовсю работать в совете.
А вышел срок,
    истек мандат —
на прежнее место вертай назад.
Кодекс на этом стоит непреклонно!
Дивится Фадей,
       застыл, как пень.
— Раньше
    не до рабочих закону —
трудись
   на хозяев
       и ночь
          и день.
Теперь
   пять радостных слов:
для рабочих норма
       8 часов.
В целом мире этого нет, —
да из них еще
    полчаса на обед.
А если
   работница
       младенца кормит,
еще додадут по законной норме.
Всем рабочим мира пример
показывает кодекс СССР.
8 часов!

(
ст. 98
)

(
ст. 134
)

   Выполняйте точно!
К ним не подвесишь работ сверхурочных.
Разве что очень нужда велика,
да и то с разрешенья РКК.
Где ты
   раньше
      на наших заводах
знавал для рабочего долгий отдых?
С завода
    в постель,

(
ст. 103
)

(
ст. 104
)

       с недосыпа —
          к труду.
Так
сплошняком
       и тянул нуду.
Раньше
   насквозь неделю потели,
некогда
   даже
    волос причесать.
А теперь
    рабочему
       раз в неделю
отдых сплошной 42 часа!
Хочешь — на лекцию,
       хочешь — в кино,
хочешь —
    дома сиди с женой.
Раньше
   праздники всем святым,

(
ст. 109
)

чтоб легче
    попам
       тянуть оброк,
на клиросный вой,
       на кадильный дым
рабочих сбирать за церковный порог.
Теперь
   святым не место у нас.
Наша вера —
    рабочий класс.
То-то косятся лабазники
на красные праздники.
Наш праздник —
       новый год.
Солнце,
   на лето ведет поворот.
Наш праздник —
       9-е января,
рабочие впервые разглядели царя.
12-е марта —

(
ст. 111
)

    престольник веселый,
мы царя
    поперли с престола.
18-е марта —
    старый, но юный
день рождения Парижской коммуны.
Первое мая —
      рабочий май,
рабочих на всей земле подымай!
7-е ноября —
    трубы не коптят,
пролетарии празднуют Красный Октябрь.
Раньше
   об отпуске —
       год говори!
Особенно,
    если хозяин скуп.
Хоть год работай,
       хоть два,
          хоть три,
а не бывать тебе в отпуску.
Бросили воду в ступе толочь.
В кодексе сказано, —
       молвил Пров, —
пять с половиной месяцев прочь —
и двухнедельный отпуск готов.
А если
   работа на вредном деле,
еще добавляются две недели.
Раньше —
    пройти цеховую науку —
парень терпел многолетнюю муку.
Где раньше
    мальчонку маял мастер
проклятой учебою, злюч и колюч,
теперь
   рабочей стране на счастье
вырос советский фабзаву́ч.
Собирает он
    в уютные стены

(
ст. 121
)

молодых гвардейцев для будущей смены.
А у хозяина
    морда моржа —
по закону ему фабзавуч содержать.
Тяжелой работой сводили в могилу,
особенно
    женщин или ребят.
Теперь
   берегут рабочую силу,
законы хозяев весьма теребят.
Старый порядок прошел бесследно.
В работе ночной,
       подземной
          и вредной
законом
    наложен строжайший запрет
на баб и ребят до восемнадцати лет.
Баба на сносях —
       хозяину что?
А под машиной рожать

(
ст. 129
)

          не годится.
Кодекс сказал хозяину:
          — Стоп!
Бабе
спокойно дай разродиться.
Четырехмесячный отпуск готовь,
по восемь недель
       до и после родов.
— Лишь чистотой рабочий здоров, —
гордо

(
ст. 132
)

Фадею
    заметил Пров. —
Кодекс
   и здесь стоит на посту
и по заводу блюдет чистоту.
Раньше
   работа ли,
       нет ли работ, —
полным ходом бежит привод.

(
ст. 138–139
)

Теперь
   в перерыве
       не случится беда,
нынче,
   в обед, молчат привода.
Раньше
   на грязной работе,
          как зверь,
треплешь свою одежонку.
          Теперь —
свою

(
ст. 140
)

на заводе
      не стану трепать я —
подавай завод —
       спецодежду-платье.
Кодекс влезает и в щелочки быта.
Им
ни больница,
       ни клуб не забыты.
Лампы ли в темных проходах погасли,
грязно ли в бане,

(
ст. 141
)

       в квартире
          и в яслях —
всё заприметит,
       везде и всегда
око закона —
    инспектор труда.
Если с хозяином начаты споры,
суд под рукой
    правый и скорый,
это

(
ст. 148
)

рабочей власти рука —
защита рабочего —
       РКК.
Недоволен решеньем —
          решенье не камень,
есть пересуд примирительных камер.

(
ст. 168–172
)

Там не прошло,
       не копай в носу,
неси протест в третейский суд.
А если хозяин начнет уголовщину,
например,
    фабзавкому работать не даст,
для таких молодцов порядок упро́щенный
завела рабоче-крестьянская власть.
Народного суда трудовая сессия
рассмотрит хозяйские мракобесия.
Суд укротит хозяйский нрав:
хозяину за провинность такую —
год отсидки,
    либо
       тысячный штраф.
А то и всё добро конфискует.
А последнее завоевание —
социальное страхование.
Раньше
   смерть или безработица —
о рабочем
    никто не позаботится.
Либо станешь
    громилой и вором.

(
ст. 175
)

Либо
собакой умрешь под забором.
А теперь
    по кодексу
       дан наказ:
— кипи работа страховых касс!
Взносы с хозяев
       берутся строго.
Эти взносы —
      рабочим подмога.
Если
тебя
    постигла болезнь,
вмиг
за пособием
       в кассу лезь.
Касса
тебе
    даст и врача,
и денег,
   чтобы лечёбу начать.
Руку отшибло,
    стал инвалид
закон
пособие дать велит.
Сел без работы,
       не гляди исподлобья —
в кассу иди,
    получай пособие.
Кормильца ль схоронят

(
ст. 176
)

          в семействе рабочем,
касса
и тут сумеет помочь им. —
— Ишь ты, —
    на это ответил Фадей, —
кодекс твой,
    ей-ей, чудодей.
Спасибо тебе,
    и будь здоров.
Всё объяснил, товарищ Пров.
Самому бы мне
       нигде,
          никогда
не узнать про эти законы труда. —
Молвит Пров:
      — Погоди, парнишка! —
Порылся за пазухой, вынул книжку.
— Вот он!
    Весь!
       Совсем не длинен.
От корки до корки —
       час прочесть.
А при нем закон
       и надпись:
          Калинин. —
Фадей, улыбаясь, ответил:
          — Есть! —
С тех пор
    у всех Фадеев водятся
эти книжки рабочего кодекса.
Силком не вырвешь,
       разве пальцы отвалятся.
Такого кодекса
       нет нигде.
Живут Фадеи
    и не нахвалятся
на советский кодекс
       законов о труде.
1923 г.

Другие стихи автора: