Стих: Гавриил Державин -
Эпистола И. И. Шувалову

Эпистола И. И. Шувалову на прибытие его из чужих краев в Санкт-Петербург 1777 года сентября 17 дня*.

Предстатель росских муз, талантов покровитель,
Любимец их и друг, мой вождь и просветитель,
Который истинну хвалу себе снискал,
Что в счастьи не одним лишь счастием блистал,
Любил отечество, науки ободряя,
Художества и вкус изящный насаждая,
Елисаветиных средь радостных годов
Был в младости министр, в вельможе философ,
Природой одарен и просвещен ученьем!
О ты, кто наполнял пиитов дух пареньем
И был их Аполлон и стал безсмертен сим,
Что песнь Петровых дел под именем твоим
Чрез Ломоносова в концы гремяща мира
Тобой ободрена**, — хвала тебе та лира!
Се славный памятник: не грады разорил —
Садя училища, ты грады озарил!

Се паки днесь тебя отечество встречает;
Как мать рожденного, на лоно принимает;
Горящу грудь к тебе, горящий взор стремит;
Полна любовию, с тобою говорит:
«Я сколько лет тебя, любезный сын, не зрела
И видеть уж тебя надежды не имела,
Просила небеса, чтоб ты во здравьи жил;
Но днесь ты, возвращен, мне радость в душу влил!
Я прежним чувствием тобою услаждаюсь,
Утехи от тебя и пользы дожидаюсь.
Но если сердцем чужд от чуждых стран пришел,
Не стоишь ласк моих, которые нашел».

Нет, прежнюю в тебе мы узрим добродетель,
Шувалов! коей всяк из Россов был свидетель.
Во дни Минервины, в Екатеринин век,
Достоинств таковых потребен человек.
Ты будешь, мудрою водим ея рукою,
Блистать парнасскаго эдема красотою;
Сады твоих доброт среди созрелых лет
Размножишь более, чем где их видел свет;
И словом, жизнь твоя согласна будет чину,
Какая знатному прилична властелину;
Каков ты прежде был, не взлюбишь тщетный шум:
Полезныя дела, не блеск, питают ум;
Пресветел сан, коль им сияет добродетель;
Любезна власть, когда ей блага кто содетель.
От вредной праздности, от роскоши хранясь,
Благими нравами, трудами веселясь,
Ты будешь пользою народной отличаться,
Как Нил из скрытых мест блаженством проливаться:
Незрим его исток, но польза всем видна.
Столпы отечества! се ваша цель одна,
Идете ль явными со громом вы шагами,
Иль созидаете вы втайне мир с богами.
Как Генрих Сюллию, иль Сюллий был ему
Виной величия, не явно никому;
Но если подвиг зрим мы духа превосходна,
Венчает обоих признательность народна.
В том важность всех вельмож, в том сила всех царей,
Чтоб делать им уметь счастливыми людей.

Споспешник общих благ, друг царский и народный,
Блаженны дни твои, коль общих благ виновны.
Благословен тот год, благословен тот час,
Как мудрый муж в совет на царский придет глас.
При нем цветут поля и класы созревают,
Безбурно корабли им в пристань прилетают,
При нем полезен мир, полезна и война,
Страна оливами и лаврами полна.
О Кольберты всех царств! коль в смертных исполины,
Густавы, Людвиги, Петры, Екатерины,
Сиянье ваших дел мрачат в своих лучах***:
Потомство осветит и ваш по смерти прах.
Превыспренним душам до звезд колоссы низки:
Достойны им в сердцах народных обелиски.

Кто мыслит хорошо, что мыслит, говорит
И сказанное все со твердостью творит,
От оного страна всего да ожидает,
Чем только щедрый Бог ее благословляет.
Не стяжет он себе ни злата, ни сребра:
Для общего живет и частного добра.

Благотворенья в нас двоякие суть виды:
Кто силен, никому не делай тот обиды;
Но кто бессилен, тот терпящим сострадай,
Им руку помощи, сколь можно, подавай.
От сих источников, повидимому скудных,
Впоследствий**** океан исходит благ повсюдных.

Как начал прежде ты, Шувалов, так скончай.
Правдив ты был — суди; был щедр — и награждай.
Ты сердцем никогда не равен был железу:
Уйми ты бедных вздох, отри ты сирых слезу,
В прелестной суете ты кроток был душой:
Пленяй и днесь сердца единым лишь собой.
Владычице своей в днях юности был верен:
И в мужестве другой пребудь нелицемерен.
Люби отечество, любил как прежде ты,
Сияй сиянием его ты красоты.
В деяньях честности имея ум твой Богом
И добродетель лишь душе твоей чертогом,
Блистай рачением, науки кореня;
Как прежде научал, ты научай меня,
Чтоб с малым я умом был обществу любезен,
Талантов скудостью отечеству полезен.
О! жалкий полубог, кто носит тщетно сан:
Пред троном тот ничто, на троне истукан.

Прости, что дерзок я, так изъясняться смея:
Согласие стихов без истины — Цирцея.
Божественный язык на похвалу людям,
Без наставленья им, есть вредный фимиам.
Ho если я и слаб подать кому советы,
На поприще другим в тебе достойны меты:
Да всяк твоей стезей цветущей потечет,
Почтение к себе от света привлечет.

Благоуханным жизнь наполня ароматом,
Ты соты, как пчела, приносишь нам возвратом,
Какие собрал ты, обозревая свет:
Вкус, просвещение и опыт зрелых лет.
Царица мудрая искусство то имеет,
Что разумом дары распределять умеет.
Открыв тебе твой путь, и озарит она:
Любовь народная — царей любви равна.
О! будь украшен ты по сердцу обоими;
Сомнения в том нет с заслугами твоими*****.

Под сению твоей воспитан, возращен,
Питомец муз твоих и ими научен,
Я ревностный тебе почтенья всех свидетель,
И благодарность лишь — стихов моих содетель.
Не ведав ты меня, благодеянья лил:
Не знай, друг общества, кто здесь тебя хвалил;
Ho да гремит в твой слух та истина высока:
Глас общий никогда не похвалял порока.

С пределов болгарских*** ***, с отпадших стран Луны,
Эдигиреев трон и род где попраны(7);
Зюмбекиных(8) не вняв коварств, волшебств и стона,
Где растерзал Орел треглавого Дракона(9);
Воздвигнул Иоанн где крест для света мурз;
Тобой Елисавет где водворила муз(10);
Чрез горы, чрез леса, чрез реки, чрез стремнины,
Где взор сиял Петров и взор Екатерины,—
Оттоль сей идет глас, оттоль сей лирный звон;
Из отдаленности к тебе усерден он.

1777

Варианты

(1798)

Ревнитель росских муз, талантов покровитель,
Ходатай их и друг, мой вождь и просветитель.

Любил отечество, ему все в пользу строил,
Науки, мастерства, художества покоил.

Во младости министр, в вельможе философ.

Ты был их Аполлон и ты бессмертен сим.

Тобой ободрена, — тебе хвала та лира.

Обратно днесь тебя отечество встречает.

Но днесь ты возвращен, ты радость в душу влил.

Но коль ты сердцем чужд от чуждых стран пришел.

Еще полезнее полезный человек.
Ты будешь под ея рукою успевати,
Парнасские сады стараться угобжати;
Сады твоих доброт, во спелость твоих лет,
Ты боле расцветишь, чем сколько видел свет

Какая знатному прилична господину.

Прекрасныя дела, не пышность, тешат ум.

Пресветел оный сан, в ком спеет добродетель;
Любезна она власть, кто властью благ содетель.

Ты будешь пользою народною блистати,
Как Нил из скрытных мест блаженство проливати:
Не зрят его исток, но польза всем видна.

Хотя вы явными несете гром шагами,
Хотя с земными втай речете мир богами.

Виной величества, не явно никому;
Но если блещет дел их явно светозарность,
Венчает обоих народна благодарность.
В том пышность всех вельмож, в том гордость всех царей.

Благословен тот год, благословен тот день,
Премудрый как министр изыдет царству в сень!
При нем бразды полей безбедно расцветают,
При нем суда торгов безбурно прилетают,
При оном светел мир, при нем славна война.

Христины, Людвики, Петры, Екатерины,
Сиянье ваших дел в своих промчат лучах:
Потомство освещать ваш будет после прах.

От оного народ все должен ожидати,
Чем могут небеса страну благословляти.

Для общего живет и каждого добра.
Главнейшего добра в нас двойственны суть виды.

Бессилен если кто, тот жалостью страдай,
От бедства ближнего сколь можно соблюдай.

Исходит океан опосле благ повсюдных.

В прелестной суете ты не мечтал собой.

Владычице своей в днях счастья был ты верен.

Чтоб с малым я умом был в действиях любезен.

Да в след твоих стезей, где возрасли цветы,
Последует пусть всяк и будет каков ты.

С полей познания тебе явил что свет,
Ты пользу собрал всю, чтоб нам устроить мед.
Царица мудрая способность в том являет,
Дары она умов распределяти знает;
Подаст тебе твой путь и озарит она.

И света твоего лучами озарен,
Се ревностный тебе я всех любви свидетель,
Из благодарности стихов моих содетель.

Довольно, лишь внимай ты истину высоку:
Глас общий никогда не похвалял пороку.

(Эти два стиха могли служить хорошим окончанием Эпистолы в первой ее редакции).

Двуглавный где орел, не вняв волшебств и стона
Зюмбеки, растерзал треглавного дракона,
Девору Иоанн; где в свет возвысил мурз (1779).

(В издании 1798, которому этот вариант также принадлежит, вместо слова свет поставлено, вероятно без ведома Державина: сан, чем смысл стиха, и без того неясный, совершенно затемнен).

Другие стихи автора: